![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dkuzminТут Андрей Василевский всё вешает и вешает алма-атинские снимки. А у меня в аккурат перед поездкой сломался фотоаппарат, и я с горя взял старый плёночный, которым, как выяснилось, вполне разучился пользоваться. Но несколько кадров всё-таки было сделано — и, я бы сказал, в другом роде, чем у Андрея Витальевича.
Этот снимок сделан в лифте панельного дома, в обычной двухкомнатной квартире коего находится Фонд «Мусагет» — ведущая русскоязычная литературная организация Казахстана, собственно, и пригласившая нас с Андреем Витальевичем (а также разными другими лицами) на круглый стол редакторов литературных журналов. Видно, что жильцы дома употребляют вина и лекарства примерно в равных долях (если, конечно, судить по численному соотношению деревянных и пластмассовых пробочек в качестве кнопок лифта). Кроме того, через дорогу от этого дома был сфотографирован ларёк с многообещающей надписью. Сам круглый стол, впрочем, проходил не в скромном помещении «Мусагета», а в пригородном санатории «Алатау» — циклопических размеров сооружении, заполнить которое отдыхающими, вероятно, просто невозможно, так что часть его сдается разным организациям под корпоративные акции: параллельно нашему круглому столу их проходило еще полдюжины, в том числе какое-то радение местных пограничников и семинар казахстанского отделения Фонда Сороса с несколько туманным названием «Адвокация» (судя по контингенту участников, это было совещание активистов гей-движения); санаторий в мою скромную камеру не влезал, но зато было сфотографировано гениальное объявление на его воротах.
Непосредственно с круглым столом трудность была та, что для разных его участников были актуальны слишком уж разные теоретические и, тем более, практические проблемы, и перед лицом Ольги Марковой (фонд «Мусагет» и его журнал «Аполлинарий») и Алексея Устименко («Звезда Востока»), рассказывавших о том, как их издания и вообще русская литература в их странах балансируют на грани полного исчезновения, московским гостям было несподручно обсуждать величину своих брильянтов. И хотя лично я провел время если не с пользой, то с удовольствием, примерно каждую свою реплику заключая сентенцией о реакционности редакционной политики журнала «Знамя» и доводя тем самым Наталью Иванову до белого каления, — в целом, конечно, разговор не мог не превратиться в обсуждение возможных способов поддержки русской литературы в странах СНГ, а этот разговор требовал познаний больше в области фандрейзинга, чем в собственно литературной. Тем не менее, идея учредить, в пандан Русской премии, особую премию за лучшую публикацию в нероссийских литературных журналах кажется мне здравой и остроумной, потому что решает вопрос о привлечении внимания не только к отдельным авторам из более или менее дальних стран, а и к местным литературным институциям. При том, что некоторым институциям, кажется, никакие конкурсы и премии не помогут.
Вообще же судьба любого литературного издания, выходящего вдали от столиц национальной литературы, т.е., в нашем случае, от Москвы и Петербурга, состоит в том, чтобы выбирать (потому что сочетать практически невозможно) между тремя стратегиями: 1) публиковать местных авторов для местной аудитории (подварианты: с тайным расчетом на внимание со стороны метрополии или без такового расчета, с явной или неявной декларацией собственной самодостаточности); 2) публиковать любых (в том числе и местных, но необязательно и не в первую очередь) авторов для местной аудитории — имея в виду, что неместные издания труднодоступны (подварианты: дайджест центральных изданий или попытка конкурировать с ними за авторов); 3) публиковать любых (в том числе и местных) авторов для любой аудитории, т.е., в сущности, просто пренебречь своей нестоличностью. Понятно, что третий вариант самый привлекательный и самый трудный, но и второй (лучше не в виде дайджеста, хотя и дайджест способен иметь свое лицо) вполне позитивен, а наибольшие сомнения вызывает первый, потому что практически гарантированно ведет к снижению планки. И понятно, что большинство нестоличных изданий идёт именно по первому пути — и вот ровно до тех пор, пока это так, избыток централизации в русской культурной жизни будет, увы, сохраняться.
(Добавлю в скобках, что самое сильное впечатление на меня произвели в Алма-Ате две вещи: 1) городские автобусы, которые в час пик, длящийся здесь полдня, едут не по маршруту, а прикидывая на каждом перекрестке, в какую сторону меньше пробка, отчего после каждого поворота в салоне раздается чей-нибудь вопль: "Куда? Куда поехал?" и 2) казахские видеоклипы, которые я, случайно включив в номере телевизор, смотрел всю ночь, не отрываясь; прелесть их в том, что почти в каждом видеоряд воспроизводит простую и понятную без знания языка, на котором исполняется песня, историю: студентка-отличница бросила бойфренда ради того, чтобы продолжить образование за границей, юная балетная пара танцевала вместе и любила друг друга, но когда партнер сломал руку, то новый танцовщик унаследовал не только партию, но и сердце партнерши; парень с трудом выбирает между дружбой с ушедшим в армию товарищем и влюбленностью в его девушку, и т.д., и т.п.)
Этот снимок сделан в лифте панельного дома, в обычной двухкомнатной квартире коего находится Фонд «Мусагет» — ведущая русскоязычная литературная организация Казахстана, собственно, и пригласившая нас с Андреем Витальевичем (а также разными другими лицами) на круглый стол редакторов литературных журналов. Видно, что жильцы дома употребляют вина и лекарства примерно в равных долях (если, конечно, судить по численному соотношению деревянных и пластмассовых пробочек в качестве кнопок лифта). Кроме того, через дорогу от этого дома был сфотографирован ларёк с многообещающей надписью. Сам круглый стол, впрочем, проходил не в скромном помещении «Мусагета», а в пригородном санатории «Алатау» — циклопических размеров сооружении, заполнить которое отдыхающими, вероятно, просто невозможно, так что часть его сдается разным организациям под корпоративные акции: параллельно нашему круглому столу их проходило еще полдюжины, в том числе какое-то радение местных пограничников и семинар казахстанского отделения Фонда Сороса с несколько туманным названием «Адвокация» (судя по контингенту участников, это было совещание активистов гей-движения); санаторий в мою скромную камеру не влезал, но зато было сфотографировано гениальное объявление на его воротах.
Непосредственно с круглым столом трудность была та, что для разных его участников были актуальны слишком уж разные теоретические и, тем более, практические проблемы, и перед лицом Ольги Марковой (фонд «Мусагет» и его журнал «Аполлинарий») и Алексея Устименко («Звезда Востока»), рассказывавших о том, как их издания и вообще русская литература в их странах балансируют на грани полного исчезновения, московским гостям было несподручно обсуждать величину своих брильянтов. И хотя лично я провел время если не с пользой, то с удовольствием, примерно каждую свою реплику заключая сентенцией о реакционности редакционной политики журнала «Знамя» и доводя тем самым Наталью Иванову до белого каления, — в целом, конечно, разговор не мог не превратиться в обсуждение возможных способов поддержки русской литературы в странах СНГ, а этот разговор требовал познаний больше в области фандрейзинга, чем в собственно литературной. Тем не менее, идея учредить, в пандан Русской премии, особую премию за лучшую публикацию в нероссийских литературных журналах кажется мне здравой и остроумной, потому что решает вопрос о привлечении внимания не только к отдельным авторам из более или менее дальних стран, а и к местным литературным институциям. При том, что некоторым институциям, кажется, никакие конкурсы и премии не помогут.
Вообще же судьба любого литературного издания, выходящего вдали от столиц национальной литературы, т.е., в нашем случае, от Москвы и Петербурга, состоит в том, чтобы выбирать (потому что сочетать практически невозможно) между тремя стратегиями: 1) публиковать местных авторов для местной аудитории (подварианты: с тайным расчетом на внимание со стороны метрополии или без такового расчета, с явной или неявной декларацией собственной самодостаточности); 2) публиковать любых (в том числе и местных, но необязательно и не в первую очередь) авторов для местной аудитории — имея в виду, что неместные издания труднодоступны (подварианты: дайджест центральных изданий или попытка конкурировать с ними за авторов); 3) публиковать любых (в том числе и местных) авторов для любой аудитории, т.е., в сущности, просто пренебречь своей нестоличностью. Понятно, что третий вариант самый привлекательный и самый трудный, но и второй (лучше не в виде дайджеста, хотя и дайджест способен иметь свое лицо) вполне позитивен, а наибольшие сомнения вызывает первый, потому что практически гарантированно ведет к снижению планки. И понятно, что большинство нестоличных изданий идёт именно по первому пути — и вот ровно до тех пор, пока это так, избыток централизации в русской культурной жизни будет, увы, сохраняться.
(Добавлю в скобках, что самое сильное впечатление на меня произвели в Алма-Ате две вещи: 1) городские автобусы, которые в час пик, длящийся здесь полдня, едут не по маршруту, а прикидывая на каждом перекрестке, в какую сторону меньше пробка, отчего после каждого поворота в салоне раздается чей-нибудь вопль: "Куда? Куда поехал?" и 2) казахские видеоклипы, которые я, случайно включив в номере телевизор, смотрел всю ночь, не отрываясь; прелесть их в том, что почти в каждом видеоряд воспроизводит простую и понятную без знания языка, на котором исполняется песня, историю: студентка-отличница бросила бойфренда ради того, чтобы продолжить образование за границей, юная балетная пара танцевала вместе и любила друг друга, но когда партнер сломал руку, то новый танцовщик унаследовал не только партию, но и сердце партнерши; парень с трудом выбирает между дружбой с ушедшим в армию товарищем и влюбленностью в его девушку, и т.д., и т.п.)
