История с Андре дю Буше
Jan. 14th, 2007 09:49 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dkuzminПолина Андрукович в последнюю нашу встречу передала мне подборку своих вольных переводов с французского, попросив при случае передать их для просмотра поэту и переводчику Александру Карвовскому. Поскольку Александра Алексеевича полтора года как не стало, подборку эту я оставил себе, и вот сегодня у меня дошли до нее руки. Оказалось, что Полина взяла ОГИшную книжку Андре дю Буше 2002 года и написала некие тексты по мотивам ее первого раздела (даже вольными переводами эти тексты назвать никак невозможно). Но я благодаря этому обстоятельству впервые не поленился вглядеться во французские оригиналы, напечатанные рядом с русскими переводами (до того полагаясь безоговорочно на утверждение коллеги Давыдова, что "работа переводчицы Натальи Морозовой поистине филигранна"). И как-то удивился.
Первое стихотворение сборника называется в переводе "Краем косы". В самом тексте никакой косы нет, а первая его главка звучит так:
Сухость обнажает день.
Вдоль и поперек, пока гроза идет вдоль и поперек.
По дороге, которая остается сухой, несмотря на дождь.
Необъятная земля изливается, и ничто не потеряно.
В разрыве небес, в толще земли.
Я оживляю связь дорог.
Спрашивается в задаче, про какую косу мы думаем? Наверное, у всех по-разному. Я лично представил себе, что человек идет по берегу ("Коса — длинная узкая отмель, идущая от берега; мыс"). Не тут-то было: французское название — "Du bord de la faux". Т.е. коса, которая "cельскохозяйственное орудие в виде узкого изогнутого лезвия" etc. Воля ваша — в таком разе избранный переводчиком вариант русского названия никак не помогает сориентироваться.
Вышеприведенная первая главка по-французски выглядит так:
L'aridité qui découvre le jour.
De long en large, pendant que l'orage va de long en large.
Sur une voie qui demeure sèche malgré la pluie.
La terre immense se déverse, et rien n'est perdu.
À la déchirure dans le ciel, l'épaisseur du sol.
J'anime le lien des routes.
На беглый взгляд всё в порядке. Правда, если переводчица тремя страницами раньше пишет в предисловии, что "характерной чертой дю Буше является использование назывных предложений", — не очень понятно, для чего назывное предложение, с которого начинается первое стихотворение книги, она переводит обычным двусоставным. Но если помедитировать немного над этой ситуацией, то появятся и еще вопросы. Ну, например, в переводе дважды "земля" и дважды "дорога", а дю Буше использует разные слова (terre/sol, voie/route), — может быть, ему виднее? Предпоследний стих переведен исходя из того, что перед нами даже не назывное предложение, а вынесенные в отдельное предложение два однородных дополнения, вводимых предлогом à. Тут я, может, не чувствую всех тонкостей французского, но я бы от такой конструкции ожидал повторения предлога: "à la déchirure dans le ciel, à l'épaisseur du sol". А без повтора предлога я эту фразу у автора, чьи назывные предложения (продолжает переводчица в предисловии) "основываются на нехватке, лакуне — пропуске глагола или глагольной группы", склонен понимать как назывное предложение с пропуском глагольной группы: À la déchirure dans le ciel, [c'est] l'épaisseur du sol.
Тут впору задуматься, о чем, собственно, речь в тексте. Следует прочесть две оставшиеся главки:
II
La montagne,
la terre bue par le jour, sans
que le mur bouge.
La montagne
comme une faille dans le souffle
le corps du glacier.
Les nuées volant bas, au ras de la route,
illuminant le papier.
Je ne parle pas avant ce ciel,
la déchirure,
comme
une maison rendue au souffle.
J'ai vu le jour ébranlé, sans que le mur bouge.
III
Le jour écorche les chevilles.
Veillant, volets tirés, dans la blancheur de la pièce.
La blancheur des choses apparait tard.
Ja vais droit au jour turbulent.
И перевод Морозовой:
II
Гора,
земля, выпитая днем,
но скала не сдвинулась.
Гора,
как разлом в дыхании,
тело ледника.
Грозовые тучи, идущие низко, вровень с землей,
освещая бумагу.
Я не заговариваю раньше этого неба,
разрыв,
как
дом, отданный дыханию.
Я видел смятенный день, но скала не сдвинулась.
III
День царапает лодыжки.
Бдят закрытые ставни в белизне комнаты.
Белизна вещей проявляется поздно.
Я иду прямо в бурный день.
Тут есть сколько-то дефектов простых и непринципиальных. Нехорошо, например, что в конструкции "земля, выпитая днем" появилась отсутствующая в оригинале омонимия форм: не только "выпитая кем", но и "выпитая когда". Но главное — что в русском тексте как-то в целом неясно, про что нам рассказывают. Я задал себе несколько вопросов. Взять хотя бы эти ставни в конце — отчего они бдят, будучи закрыты? Может, конечно, всякое быть у поэта-парадоксалиста, однако закрытые ставни скорее ассоциируются со сном, чем с бдением. А уж если с бдением, то почему в белизне комнаты, ежели ставни закрывают ровно для того, чтобы в комнате было темно? И вообще: как это лирический субъект в третьей части вдруг оказался в темной (но в то же время белой) комнате, а до этого вроде как был на природе? И откуда, кстати, во второй части, то бишь на природе, взялась бумага? Дальше начинаются, в общем-то, мои фантазии, и ежели я тут где заврался, пусть франкоговорящие коллеги меня поправят (собственно, как раз и хотелось бы, что ли, посоветоваться — потому что с французского я не переводил давно, а когда переводил, то советовался как раз с покойным Александром Алексеевичем Карвовским). Но я исходил из того, что даже самый темный и герметичный поэт имеет в виду сообщить нам нечто вполне определенное — просто мы не всегда умеем это дешифровать.
Слово pièce, конечно, значит "комната". Но значит оно и многое другое. В том числе "пьеса". В том числе стихотворная пьеса. И если la blancheur de la pièce — "белизна стихотворения"... То за закрытыми ставнями поэт, собственно говоря, сочиняет (причем оборот veillant dans la blancheur de la pièce более всего напоминает устойчивое veillant dans la prière — "бдя в молитве"). Причем, вполне возможно, не только в третьей части, но и во второй. А бумагу ему освещают, пожалуй что, разряды молнии. А дважды повторенное во второй части слово mur, конечно, значит "скала". Но в первую очередь оно означает "стена". И если во второй части дважды говорится не о неподвижности какой-то скалы (а что — должна была рухнуть?), а о том, что поэт наблюдает величественное зрелище грозы в горах из хрупкого домика, стены которого, однако ж, не дрогнули, и пишет стихи на бумаге, освещенной молниями, дожидаясь, чтобы заговорить самому, высказывания неба, — то выстраивается довольно цельная картина. Попутно выясняется, что в обороте au ras de la route совершенно напрасно переводчица заменила главное слово, переведя "вровень с землей": если дело в горах и лирический субъект смотрит из окна, то вровень с землей тучи идти никак не могут — не видно будет, а вот вровень с видной из окна дорогой — вполне.
Теперь, задним числом, вроде бы понятно, в каком это смысле в первой части la terre может se déverser: хотя водная семантика у этого глагола довольно сильна (и это, конечно, дю Буше тоже учитывает), но речь идет все-таки о выхватывании разрядом молнии огромного массива земли из подразумеваемой тьмы. Гроза, видимо, короткой летней ночью: поэтому в первых двух частях поминается жаркий день, а в третьей вроде как наступает уже и утро. В этом случае понятным становится и загадочное rien n'est perdu в первой части: это не абстрактная идея, а в том смысле, что в ярком блеске молнии ничто не теряется, не ускользает от взгляда.
После всего вышесказанного единственное, что не укладывалось у меня в голове, — это возникающие в первом стихе третьей части "лодыжки" (chevilles): ну с какой стати, спрашивается? И вот хотите верьте, хотите нет, но словарь сообщает мне, что эти chevilles, помимо прочего, имеют значение: "лишние слова, длинноты (в стихотворном произведении)"! И коль скоро во втором стихе третьей главки речь идет о белизне стиха — кажется вполне логичным, что перед этим, строчкой раньше, от лишних слов пришлось избавляться...
В результате, любезные коллеги, получился у меня нижеследующий примерно текст, имеющий не так уж много общего с текстом Натальи Морозовой. И если мне скажут, что все это — плод моего воспаленного предутреннего воображения, а перевод Морозовой соответствует оригиналу дю Буше, — я, может быть, и соглашусь. Но только после развернутой аргументации :)
Андре дю Буше
ОСТРИЕМ КОСЫ
I
Сушь, обнажающая день.
Вдоль и поперек, пока гроза движется вдоль и поперек.
По дороге, по-прежнему сухой, несмотря на дождь.
Громада земли опрокидывается, всё как на ладони.
В разрыве неба махина почвы.
Я оживляю связь путей.
II
Гора,
земля, которую выпил день,
но стены устояли.
Гора
как разлом в дыхании
тело ледника.
Низкие тучи, идущие вровень с дорогой,
освещая бумагу.
Чтобы сказать, сперва жду неба,
разрыв,
как
дом, отданный дыханию.
Я видел сокрушенный день, но стены устояли.
III
День срывает кожу с лишних слов.
За закрытыми ставнями бдение над белизной стиха.
Белизна вещей проступает позднее.
Я вступаю в бурлящий день.
(Там еще графически нечто вроде лесенки, но я так и не научился это воспроизводить в ЖЖ мало-мальски приемлемым способом.)
Первое стихотворение сборника называется в переводе "Краем косы". В самом тексте никакой косы нет, а первая его главка звучит так:
Сухость обнажает день.
Вдоль и поперек, пока гроза идет вдоль и поперек.
По дороге, которая остается сухой, несмотря на дождь.
Необъятная земля изливается, и ничто не потеряно.
В разрыве небес, в толще земли.
Я оживляю связь дорог.
Спрашивается в задаче, про какую косу мы думаем? Наверное, у всех по-разному. Я лично представил себе, что человек идет по берегу ("Коса — длинная узкая отмель, идущая от берега; мыс"). Не тут-то было: французское название — "Du bord de la faux". Т.е. коса, которая "cельскохозяйственное орудие в виде узкого изогнутого лезвия" etc. Воля ваша — в таком разе избранный переводчиком вариант русского названия никак не помогает сориентироваться.
Вышеприведенная первая главка по-французски выглядит так:
L'aridité qui découvre le jour.
De long en large, pendant que l'orage va de long en large.
Sur une voie qui demeure sèche malgré la pluie.
La terre immense se déverse, et rien n'est perdu.
À la déchirure dans le ciel, l'épaisseur du sol.
J'anime le lien des routes.
На беглый взгляд всё в порядке. Правда, если переводчица тремя страницами раньше пишет в предисловии, что "характерной чертой дю Буше является использование назывных предложений", — не очень понятно, для чего назывное предложение, с которого начинается первое стихотворение книги, она переводит обычным двусоставным. Но если помедитировать немного над этой ситуацией, то появятся и еще вопросы. Ну, например, в переводе дважды "земля" и дважды "дорога", а дю Буше использует разные слова (terre/sol, voie/route), — может быть, ему виднее? Предпоследний стих переведен исходя из того, что перед нами даже не назывное предложение, а вынесенные в отдельное предложение два однородных дополнения, вводимых предлогом à. Тут я, может, не чувствую всех тонкостей французского, но я бы от такой конструкции ожидал повторения предлога: "à la déchirure dans le ciel, à l'épaisseur du sol". А без повтора предлога я эту фразу у автора, чьи назывные предложения (продолжает переводчица в предисловии) "основываются на нехватке, лакуне — пропуске глагола или глагольной группы", склонен понимать как назывное предложение с пропуском глагольной группы: À la déchirure dans le ciel, [c'est] l'épaisseur du sol.
Тут впору задуматься, о чем, собственно, речь в тексте. Следует прочесть две оставшиеся главки:
II
La montagne,
la terre bue par le jour, sans
que le mur bouge.
La montagne
comme une faille dans le souffle
le corps du glacier.
Les nuées volant bas, au ras de la route,
illuminant le papier.
Je ne parle pas avant ce ciel,
la déchirure,
comme
une maison rendue au souffle.
J'ai vu le jour ébranlé, sans que le mur bouge.
III
Le jour écorche les chevilles.
Veillant, volets tirés, dans la blancheur de la pièce.
La blancheur des choses apparait tard.
Ja vais droit au jour turbulent.
И перевод Морозовой:
II
Гора,
земля, выпитая днем,
но скала не сдвинулась.
Гора,
как разлом в дыхании,
тело ледника.
Грозовые тучи, идущие низко, вровень с землей,
освещая бумагу.
Я не заговариваю раньше этого неба,
разрыв,
как
дом, отданный дыханию.
Я видел смятенный день, но скала не сдвинулась.
III
День царапает лодыжки.
Бдят закрытые ставни в белизне комнаты.
Белизна вещей проявляется поздно.
Я иду прямо в бурный день.
Тут есть сколько-то дефектов простых и непринципиальных. Нехорошо, например, что в конструкции "земля, выпитая днем" появилась отсутствующая в оригинале омонимия форм: не только "выпитая кем", но и "выпитая когда". Но главное — что в русском тексте как-то в целом неясно, про что нам рассказывают. Я задал себе несколько вопросов. Взять хотя бы эти ставни в конце — отчего они бдят, будучи закрыты? Может, конечно, всякое быть у поэта-парадоксалиста, однако закрытые ставни скорее ассоциируются со сном, чем с бдением. А уж если с бдением, то почему в белизне комнаты, ежели ставни закрывают ровно для того, чтобы в комнате было темно? И вообще: как это лирический субъект в третьей части вдруг оказался в темной (но в то же время белой) комнате, а до этого вроде как был на природе? И откуда, кстати, во второй части, то бишь на природе, взялась бумага? Дальше начинаются, в общем-то, мои фантазии, и ежели я тут где заврался, пусть франкоговорящие коллеги меня поправят (собственно, как раз и хотелось бы, что ли, посоветоваться — потому что с французского я не переводил давно, а когда переводил, то советовался как раз с покойным Александром Алексеевичем Карвовским). Но я исходил из того, что даже самый темный и герметичный поэт имеет в виду сообщить нам нечто вполне определенное — просто мы не всегда умеем это дешифровать.
Слово pièce, конечно, значит "комната". Но значит оно и многое другое. В том числе "пьеса". В том числе стихотворная пьеса. И если la blancheur de la pièce — "белизна стихотворения"... То за закрытыми ставнями поэт, собственно говоря, сочиняет (причем оборот veillant dans la blancheur de la pièce более всего напоминает устойчивое veillant dans la prière — "бдя в молитве"). Причем, вполне возможно, не только в третьей части, но и во второй. А бумагу ему освещают, пожалуй что, разряды молнии. А дважды повторенное во второй части слово mur, конечно, значит "скала". Но в первую очередь оно означает "стена". И если во второй части дважды говорится не о неподвижности какой-то скалы (а что — должна была рухнуть?), а о том, что поэт наблюдает величественное зрелище грозы в горах из хрупкого домика, стены которого, однако ж, не дрогнули, и пишет стихи на бумаге, освещенной молниями, дожидаясь, чтобы заговорить самому, высказывания неба, — то выстраивается довольно цельная картина. Попутно выясняется, что в обороте au ras de la route совершенно напрасно переводчица заменила главное слово, переведя "вровень с землей": если дело в горах и лирический субъект смотрит из окна, то вровень с землей тучи идти никак не могут — не видно будет, а вот вровень с видной из окна дорогой — вполне.
Теперь, задним числом, вроде бы понятно, в каком это смысле в первой части la terre может se déverser: хотя водная семантика у этого глагола довольно сильна (и это, конечно, дю Буше тоже учитывает), но речь идет все-таки о выхватывании разрядом молнии огромного массива земли из подразумеваемой тьмы. Гроза, видимо, короткой летней ночью: поэтому в первых двух частях поминается жаркий день, а в третьей вроде как наступает уже и утро. В этом случае понятным становится и загадочное rien n'est perdu в первой части: это не абстрактная идея, а в том смысле, что в ярком блеске молнии ничто не теряется, не ускользает от взгляда.
После всего вышесказанного единственное, что не укладывалось у меня в голове, — это возникающие в первом стихе третьей части "лодыжки" (chevilles): ну с какой стати, спрашивается? И вот хотите верьте, хотите нет, но словарь сообщает мне, что эти chevilles, помимо прочего, имеют значение: "лишние слова, длинноты (в стихотворном произведении)"! И коль скоро во втором стихе третьей главки речь идет о белизне стиха — кажется вполне логичным, что перед этим, строчкой раньше, от лишних слов пришлось избавляться...
В результате, любезные коллеги, получился у меня нижеследующий примерно текст, имеющий не так уж много общего с текстом Натальи Морозовой. И если мне скажут, что все это — плод моего воспаленного предутреннего воображения, а перевод Морозовой соответствует оригиналу дю Буше, — я, может быть, и соглашусь. Но только после развернутой аргументации :)
Андре дю Буше
ОСТРИЕМ КОСЫ
I
Сушь, обнажающая день.
Вдоль и поперек, пока гроза движется вдоль и поперек.
По дороге, по-прежнему сухой, несмотря на дождь.
Громада земли опрокидывается, всё как на ладони.
В разрыве неба махина почвы.
Я оживляю связь путей.
II
Гора,
земля, которую выпил день,
но стены устояли.
Гора
как разлом в дыхании
тело ледника.
Низкие тучи, идущие вровень с дорогой,
освещая бумагу.
Чтобы сказать, сперва жду неба,
разрыв,
как
дом, отданный дыханию.
Я видел сокрушенный день, но стены устояли.
III
День срывает кожу с лишних слов.
За закрытыми ставнями бдение над белизной стиха.
Белизна вещей проступает позднее.
Я вступаю в бурлящий день.
(Там еще графически нечто вроде лесенки, но я так и не научился это воспроизводить в ЖЖ мало-мальски приемлемым способом.)
no subject
Date: 2007-01-20 12:25 pm (UTC)no subject
Date: 2007-01-20 02:05 pm (UTC)