![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
dkuzmin(смутные мысли в связи с размышлениями Кирилла Корчагина)
Имя поэта Надсона я случайно заметил у бабушки на полке и, зацепившись за необычную фамилию, спросил у мамы, кто это. Мама, чьи интересы в области поэзии простирались примерно от Пастернака до Ахмадулиной, отмахнулась: «Тебе это не будет интересно». Мне было четырнадцать, и после такого ответа я немедленно прочитал томик «Малой библиотеки поэта» от корки до корки. И, вне всякого сомнения, это в значительной степени перевернуло мои представления о том, что такое поэзия, и о том, как возможно в стихах говорить о себе. С позиции взрослого человека скажем: о себе романтизированном, о себе мифологизированном, — но для подростка выдумывать себя есть занятие естественное и необходимое (а искать себя — занятие уже для следующего возраста).
Не возьмусь сказать, соответствуют ли тогдашние 22-23 года 14-15-ти годам столетием спустя (а теперешним?). Возможно, тут дело не в онтогенезе, а в филогенезе, в отроческом возрасте новой русской поэзии 1870-80-х. Следующая волна, от Минского до Брюсова, — это уже юноши, дальше начинается взросление. Понятно, что в эту схему не вписываются «Анненский, Тютчев, Фет», — но эта линия и тогда воспринималась как боковая, лишь много позже (когда?) выяснилось, что центральна именно она (а не Блок никакой), причем центральна в том парадоксальном смысле, что именно здесь-то от ствола и начинают прыскать во все стороны самые разные ветви, делая самую категорию центральности весьма проблематичной.
Надсона, короче говоря, нельзя назвать ни инфантильным, ни деланным: он на самом деле так мыслит и так чувствует, и это соответствует его месту в культуре (а не только диагнозу, как замечает Кирилл, или антропологическому типу). Он нормальный и правильный подросток. Потому произведённое Кириллом уже в комментарии заострение: «это было среднее между Воденниковым и Борисом Рыжим» — я принять не могу. Потому что эти двое — нет, не подростки (с точки зрения «возраста» своих поэтик). Ровно наоборот: при всём различии между Воденниковым и Рыжим оба они венчают длинные филогенетические цепочки, находятся на самом кончике той или иной сто лет как развивающейся ветви. «Подростковость» их искусственная. Точной аналогией Надсону будут вовсе не они, а именно что сегодняшние 20-летние из «дебютовских» антологий, начинающие как будто с нуля. А вот какой за этим последует Минский, какой Брюсов, какой Блок и каким образом это всё свяжется с сегодняшними «Анненским, Тютчевым, Фетом» — это нам предстоит увидеть.
Имя поэта Надсона я случайно заметил у бабушки на полке и, зацепившись за необычную фамилию, спросил у мамы, кто это. Мама, чьи интересы в области поэзии простирались примерно от Пастернака до Ахмадулиной, отмахнулась: «Тебе это не будет интересно». Мне было четырнадцать, и после такого ответа я немедленно прочитал томик «Малой библиотеки поэта» от корки до корки. И, вне всякого сомнения, это в значительной степени перевернуло мои представления о том, что такое поэзия, и о том, как возможно в стихах говорить о себе. С позиции взрослого человека скажем: о себе романтизированном, о себе мифологизированном, — но для подростка выдумывать себя есть занятие естественное и необходимое (а искать себя — занятие уже для следующего возраста).
Не возьмусь сказать, соответствуют ли тогдашние 22-23 года 14-15-ти годам столетием спустя (а теперешним?). Возможно, тут дело не в онтогенезе, а в филогенезе, в отроческом возрасте новой русской поэзии 1870-80-х. Следующая волна, от Минского до Брюсова, — это уже юноши, дальше начинается взросление. Понятно, что в эту схему не вписываются «Анненский, Тютчев, Фет», — но эта линия и тогда воспринималась как боковая, лишь много позже (когда?) выяснилось, что центральна именно она (а не Блок никакой), причем центральна в том парадоксальном смысле, что именно здесь-то от ствола и начинают прыскать во все стороны самые разные ветви, делая самую категорию центральности весьма проблематичной.
Надсона, короче говоря, нельзя назвать ни инфантильным, ни деланным: он на самом деле так мыслит и так чувствует, и это соответствует его месту в культуре (а не только диагнозу, как замечает Кирилл, или антропологическому типу). Он нормальный и правильный подросток. Потому произведённое Кириллом уже в комментарии заострение: «это было среднее между Воденниковым и Борисом Рыжим» — я принять не могу. Потому что эти двое — нет, не подростки (с точки зрения «возраста» своих поэтик). Ровно наоборот: при всём различии между Воденниковым и Рыжим оба они венчают длинные филогенетические цепочки, находятся на самом кончике той или иной сто лет как развивающейся ветви. «Подростковость» их искусственная. Точной аналогией Надсону будут вовсе не они, а именно что сегодняшние 20-летние из «дебютовских» антологий, начинающие как будто с нуля. А вот какой за этим последует Минский, какой Брюсов, какой Блок и каким образом это всё свяжется с сегодняшними «Анненским, Тютчевым, Фетом» — это нам предстоит увидеть.
